В наше сложное время компьютерных технологий существует искушение, которому трудно не поддаться, — искушение бездействием. Кто-то сказал, что лень, якобы, двигатель прогресса. Человек действительно во многом облегчил себе жизнь, почти перестав двигаться физически. Казалось бы, вот она — эпоха возможностей для развития интеллекта, духовного прогресса. Не нужно делать много тяжёлой работы, требующей огромных затрат времени и сил. Сиди, просвещайся, обогащайся духовно, расти нравственно, думай, развивай свои способности. Но нет, и в эту сферу «прогресс» забрался. Можно уже и не думать, и не рассуждать, не творить. Всё сделает искусственный интеллект, да ещё и не надо развивать свои способности, скоро можно будет вставить чип, как обещают наши учёные, и знай много языков, срастись с компьютером и телом, и душой. А вот здесь уже совсем беда…
Есть такие сферы деятельности, где сращение с машиной становится смертельно опасной тенденцией. Это касается профессии учителя, врача и ещё многих, которые тесно соприкасаются с внутренней жизнью человека. Например, быть врачом по праву можно назвать не профессией, а служением. И когда к ней пытаются сделать формальный подход, поставить лечение на автоматизированный поток искусственного интеллекта, то чаще всего это кончается очень плохо: как для пациента, так и для врача, который привык работать по-другому, а именно так, как это было на протяжении всей истории человечества. Человек не машина, починку которой можно поставить на поток, это слишком сложная система, это микрокосм, микровселенная, поэтому и подход к его излечению должен быть сравнимым с масштабами Вселенной.
Поразмышлять на тему проблем нашего времени, о своей жизни и профессии мы пригласили офтальмолога, чей стаж в медицине составляет более 50 лет, Нину Ивановну Гавриш.
— Нина Ивановна, как Вы пришли в свою профессию?
— Родилась в семье рабочих, в Партизанске, в районе 10-ой шахты. Отец — шахтёр, мама много лет проработала на Центральной обогатительной фабрике. По маминой линии все крестьяне, по линии отца — дедушка с бабушкой — москвичи, церковные служащие. В детстве я к ним ездила в Москву, бабушка меня покрестила, научила молиться и верить в Бога глубоко и преданно. Очень запомнились храмы Москвы своей красотой и великолепием, куда мы ходили с бабушкой и дедом. Хоть время было такое, что многие скрывали свою веру, но я, даже став взрослой, продолжала по возможности ходить в храм вместе с мамой, молиться и крестить детей моих коллег-врачей, которым было стыдно признаваться в своих православных убеждениях в то время.
В детстве я очень любила астрономию, рисование и всегда носила сумочку с крестом, играла во врача, лечила кукол, которых мне и родители шили, и я сама. Я и с животными играла, как будто я их лечу. А потом у меня был выбор: либо астрономия с физикой, либо медицина. Я выбрала медицину, так как к ней тяга была больше. В школе училась средне, закончила десятилетку. Выбрав профессию врача, поехала поступать во Владивосток. Первый год не прошла по конкурсу, поэтому устроилась в аптеку фасовщицей, получается, как бы входила в профессию постепенно. Но на следующий год поступила в Тихоокеанский государственный медицинский университет, который успешно закончила в 1973 году по специальности «Хирург-травматолог». После окончания университета девять лет отработала в травматологическом отделении.
— Почему Вы выбрали специальность «хирург»? Ведь для этого нужна большая чёткость движений, можно сказать особая физическая сила и смелость…
— Меня всегда интересовала хирургия, поэтому и выбрала это направление. Но тут главное — не бояться. В этом плане меня всегда очень поддерживал наш заведующий хирургическим отделением Борис Сергеевич Грязнов, он говорил мне: «У тебя рука маленькая, ты с такой рукой в любое отверстие залезешь». Посоветовал тренироваться в развитии ловкости рук: в валенках или сапогах узлы завязывать, ведь там тесное пространство, не так-то просто вслепую и тесноте завязать узел, а хирургу именно такие действия подчас и приходится воспроизводить. Также Борис Сергеевич нас, хирургов, в морг водил, чтобы мы там тренировались делать операции, приглашал ассистировать ему, учил на своих примерах.
Однажды он меня позвал ассистировать ему в очень сложной операции. Поступил мужчина с колото-резаной травмой сердца, он был без сознания. Во время операции я держала его сердце в руках, а Борис Сергеевич пытался его зашить. Но мужчина был пьющий, у него мышца сердца была вялая, дряблая, как у всех алкоголиков. Пока сердце сжималось, хирург делал стежок. Как сердцу надо сделать толчок, расшириться, так все стежки разлетались, а сердце разрывалось на половинки, мы все в крови. Очень трудно было сшить такое сердце, поэтому и говорят медики, что употреблять спиртное вредно: в этих случаях спасти практически невозможно. Кое-как мы ему сшили сердце, но, наверное, швы опять расползлись, и пациент умер через полтора часа после операции.
После этой операции я к своим больным возвратилась, а у меня они после аварии: побитые, порезанные, поломанные. Начала я своих больных разгребать: кого в операционную, кого в послеоперационную, кого под капельницу. А бывали случаи и трепанации черепа, к такой операции нужны инструменты, как у слесаря, только все никелированные.
— Но потом Вы всё-таки стали офтальмологом, как это произошло?
— У нас погиб окулист от кардиогенного шока. Это был молодой врач, 36 лет, а сердце не выдержало колоссальной рабочей нагрузки. Его даже на выходных постоянно выдёргивали на работу, чувствовал себя уже плохо, но от госпитализации отказывался, так как ребёнка не с кем было оставить, жена — гинеколог — уехала на повышение квалификации.
И вот после его смерти мне предложили пойти на офтальмолога с хирургическим уклоном, то есть операции без вскрытия глазного яблока (удаление папиллом, кист и так далее). Я отучилась шесть месяцев на повышении квалификации и пришла работать уже офтальмологом, параллельно приходилось сидеть на приёме в хирургическом отделении, одно время и в онкологии поработала, и преподавала в медучилище, консультировала в приёмном покое в травматологическом отделении. В медкомиссии участвовала в железнодорожной поликлинике. В этом году тоже на медкомиссию меня туда позвали на две недели.
— Как Вы успевали всё, у Вас же семья была?
— Да, были конфликты, потому что уходила на сутки, а иной раз и на полтора суток, поэтому дома были неприятности. Муж мой, начальник турбинного цеха ГРЭС, не поддерживал меня в моей профессии, поэтому прожили мы недолго — 13 лет — и разошлись. На тот момент мне было 38 лет, осталась одна с детьми, пыталась потом построить личную жизнь, но это было непросто — найти такого человека, чтобы принимал и любил моих детей. Так что вырастила детей сама, бралась за все подработки, много шила, умела делать всю мужскую работу по дому, так что детей подняла на ноги, вырастила, выучила с Божьей помощью.
— А как дети относились к тому, что мама всё время на работе?
— Никогда от детей не слышала ни одного упрёка, что я им мало внимания уделяла. Они тоже были заняты: и учёба, и кружки, и детские лагеря. Сын сейчас работает в турбинном цехе ГРЭС, живёт совсем рядом, в соседнем подъезде. Дочь тоже в нашем микрорайоне живёт, в Лозовом. Она профессиональный художник, работает в художественной школе преподавателем, является членом Союза художников России, часто выставляет свои работы на выставках: в Хабаровске, Владивостоке, Находке, Врангеле, у нас в городском музее. Сейчас у меня трое внуков, внучка закончила во Владивостоке институт на химика с красным дипломом.
— Удалось ли Вам заниматься воспитанием внуков?
— Раньше, когда маленькие были, ночевали у меня, наставляла, как могла, но они уже выросли.
— Сейчас Вы тоже продолжаете работать?
— Да, у меня вся неделя расписана. Вторник-среда — работаю в комиссии военкомата, в четверг в церковной лавке — продавцом, но это бесплатно, просто как служение моё. В пятницу веду приём в поликлинике, суббота и воскресенье хожу на службы в храм, но когда я дома, ко мне на дом пациенты едут, особенно на выходных, когда в поликлинику не попадёшь, а нужна срочная помощь, и животных везут, у кого проблемы с глазами или травмы. Сейчас я как врач в отпуске, но это «условно». Всегда встаю в пять утра, у меня много своих питомцев — дома шесть кошек, и на улице бездомышей больше сорока. Нужно успеть всех накормить и помолиться.
— Сейчас медицина перешла на работу с компьютерами, как Вы справляетесь?
— У меня нет компьютера, и я вообще с ними не связываюсь, даже телефоны — кнопочный и домашний стационарный. Все пациенты в основном на домашний стационарный звонят, а на работе мне дают медсестру, которая сама всё в компьютер заносит, лишь бы я работала.
— Сейчас вся медицина перешла на жёсткие стандарты лечения, как Вы укладываетесь в рамки протоколов?
— Эти стандарты нам приходят из министерства, и обойти мы их не имеем права, но всегда есть выход. Нужно беседовать с пациентом, объяснять варианты, выбор лечения. Также я категорически против компьютерных диагнозов. К пациенту нужно подходить и смотреть, а не ставить диагноз по предложенным в компьютере вариантам, как это делают сейчас некоторые доктора. Например, пришёл пациент с кистой нижнего века, а в списке болезней в протоколе нет такого диагноза. Есть катаракта, например, но я не могу молодому парню поставить катаракту, если её по факту нет. Поэтому я просто ниже своей рукой подписываю, так как пациенту нужна операция, не будут же ему катаракту оперировать, когда её нет.
— Используете ли Вы молитвы в своей работе?
— Обязательно использую, не могу без этого приступить ни к какому делу. Сейчас такое время, что нас всех только молитва и спасёт, без неё никуда. Я раньше меньше молилась, но сейчас понимаю, что нужно это практиковать регулярно, читать жития святых, молиться утром и вечером, перед и после еды. Для меня как закон — литургию пропускать нельзя, посты тоже стараюсь соблюдать.
От регулярной практики молитв, я чувствую, что мой характер значительно поменялся, мировоззрение изменилось. Стала более милосердной, терпеливой, спокойной. Главное — свою веру не предавать, крест снимать нельзя.
— Какие у Вас ещё есть увлечения, кроме любимой работы?
— Люблю строить, ремонтировать, всегда сама ремонт дома делаю. Если не знаю что-то, спрашиваю у специалистов. Хотела резьбой по дереву заняться, но пока не нашла, у кого можно научиться этому. Всегда любила рисовать, я даже в 60 лет окончила художественную школу, ходила на занятия к моей дочери шесть лет.
Это были специальные занятия для тех, кому за 30-ть. Мы, кроме занятий, выезжали на пленэр, чаепитие устраивали, но потихоньку наша группа распалась, все занятые, взрослые люди. Решили, что дома самостоятельно будем рисовать, а дома некогда, у меня много пациентов, обязанностей, поэтому совсем перестала рисовать, хотя очень хочется. Присматриваюсь к интересным картинам жизни, красивым пейзажам вокруг.
— Какие планы у Вас на будущее? Может, хотите что-то изменить в своей жизни?
— У меня на следующий год закончится сертификат, и я уже продлевать его не буду. Хочу заняться рисованием, резьбой по дереву. А помогать на дому буду всем обязательно, всё равно это делаю бесплатно.
— Какой Вы совет дадите молодёжи, поступающей в мединститут?
— Сейчас очень не хватает врачей. Их вроде бы мединституты выпускают, а их нет, потому что многие уходят из медицины. На это много причин: и зарплаты низкие, несоразмерные с нагрузкой, и жёсткие рамки лечения, — всё это отталкивает.
Поэтому, прежде чем идти в мединститут, нужно для себя всё чётко решить — готовы ли вы любить пациентов всем сердцем, всей душой?
Всем будущим медикам желаю большой любви к своим пациентам. Главная ваша задача — и помощь оказать, и не навредить, отдавать себя пациентам до последнего. Я верю, что скоро всем медикам обязательно будут платить очень достойную заработную плату, потому что на них жизнь и держится.
Двери квартиры Нины Ивановны почти никогда не закрываются. Постоянно идут пациенты, которым она помогает бесплатно, котят ей подкидывают в пакетах и коробках. Во дворе её руками построен «Кошкин дом» — красивый, утеплённый, уютный. Там живут около 40 кошек, которых Нина Ивановна ежедневно подкармливает. Кроме этого, и животные всегда являются её пациентами, она их и лечит, и прививает по необходимости. Вот так всего один человек может создать вокруг себя островок милосердия, где никто не останется без помощи и поддержки.
А если бы каждый так жил, создавая вокруг себя царство любви и добра? Тогда бы и жизнь была похожа на райский сад…
Наталья Александрова