Специальная военная операция вовлекала в боевые действия по денацификации украинского режима многих мужчин разного возраста, в том числе и из мест лишения свободы. Наша редакция взяла эксклюзивное интервью у участника СВО, добровольцем ушедшим из мест лишения свободы в ЧВК «Вагнер». Он остался живым, имеет награды ЧВК «Вагнер», воевал в Бахмуте, где была настоявшая «мясорубка», вернулся домой в Партизанск инвалидом, но без судимости. Герой нашего интервью Артур Маратович Шайхиев.
— Артур Маратович, расскажите нашим читателям историю своей жизни, как Вы оказались в ЧВК «Вагнер»?
— Мне сейчас 38 лет, родился и вырос в городе Партизанске, в микрорайоне «10 шахта» на улице Ударная. Учился в средней школе № 5. После окончания 9 классов учился в училище № 17, закончил и получил профессию автомеханика четвёртого разряда. После этого сразу пошёл в армию, где отслужил два года. Служба была в Хабаровске, в связи, отслужил нормально. На дембель рванул так быстро, что даже паспорт оставил в воинской части. Из-за этого некоторое время не мог официально устроиться на работу. Работал в разных местах, в том числе в Находке, но долго как-то не задерживался.
Затем возникла, как говорят, одна ситуация, и я на восемь лет уехал в места лишения свободы. Отрубил все восемь лет от звонка до звонка в ИТК в г. Комсомольске-на-Амуре. В 2019 году освободился и вернулся домой. Вроде бы всё нормально было, но у меня с детства тяга к технике: мотоциклы там, машины. Ну, и, бывало, тяпнешь немного, и на мопед. В результате доездился, получил статью 264 УК РФ. Сначала получил год условно, а затем год и два месяца и опять я уехал в колонию. Это был 2022 год. Попал на ИК-20 в г. Артёме.
После того, как я побывал в Комсомольске, в Артёме мне совсем не понравилось. Или это время такое, но нервы у меня уже были на пределе. Думал, что не выдержу. А тут СВО и к нам прилетел Пригожин (Евгений Пригожин, руководитель ЧВК «Вагнер») .
— Сам лично прилетал?
— Да, со своей охраной. Нас рано утром построили на плацу, где он сделал своё предложение — пойти на контракт в «Вагнер» на полгода. Вы, говорит, смотрите, ребята, кто пойдёт: это вам не Великая Отечественная, ни Чечня, это Третья Мировая. Там работает «арта» (артиллерия). Там автомат только для поддержки штанов, а так только «тяжеляк» (тяжёлые вооружения) и работает. Кто хочет отдать долг Родине — вперёд!
Я подумал так: мне девять месяцев оставалось до свободы, и пошёл, записался. Меня без проблем взяли, я же служил срочную.
— Сразу уехали?
— Нет, пока оформили бумаги, ещё находились в колонии, но уже не числились там. Должны были уехать в ноябре, но только 2 декабря нас забрали. Ребят было много, около 210 человек. Летели военным самолётом. Я вообще в первый раз летел на самолёте, и уж тем более на военном. В Хабаровске приземлились, дозаправились и дальше полетели. Летим, вдруг командир самолёта выходит и говорит: «Ребята, держитесь. Наша птичка устала, будем приземляться». В общем, экстренно садимся – что-то с самолётом не то.
Мы, конечно, возбудились: ещё не успели принять участие в боевых действиях, а уже можем не долететь. Но ничего, кое-как приземлились, нас пересадили в другую «птичку» и так мы долетели до Ростова-на-Дону. Затем в больших пассажирских автобусах доехали до места, где нас переодели.
Выдали форму килограммов 60 на каждого – зима же. А вот с обувью накладка получилась: зимних берцев не было и выдали осенние, но там морозов нету, зима тёплая. Дальше перевезли на другую «точку», где уже оформили все приказы, подписали документы, нам пояснили, что включает в себя контракт, объяснили правила дисциплины, выдали автоматы и штык-ножи. Бронежилеты там не выдавали и каски не получали. Проблем с продуктами и сигаретами не было. Но долго мы там не задержались.
Ночью всех подняли и началась срочная эвакуация. Быстро-быстро забивали нами «камазы» человек по 80 в каждый, да ещё с вещами. Набили, как селёдку, и только уехали, как в базу прилетела ракета. «Укры» нас вычислили и ударили по зданию. Оказывается «птичка» (беспилотник) нас отследила. Хорошо, что успели вовремя смыться. А до нас приехала большая группа ребят и их ракета «Хаймарс» накрыла – даже до фронта не доехали.
Уехали куда-то за Луганск, встали в лесопосадке, но постоянно на одном месте не стояли. Как только заметят наше расположение, так мы тут же снимаемся. Жили в палатках на 13 мест, отопление «буржуйкой». Так прошли занятия в «учебке», это недели три.
— Чему учили?
— В основном боевые атаки в стойке, ползать. Почти каждый день наматывали до полигона по 20 – 25 км в полной амуниции. Выдали нам бронежилеты, а они 12 кг. Но они хорошие, держат осколки и даже патрон калибра 7,62 держат, мы проверяли. А если поставить в бронежилет боковые пластины по 2 кг, то его вес становится вообще 16 кг, а ещё же БК (боекомплект), автомат и прочее. Там парни вашего возраста не вывозили. Кругом грязь, ноги тонут, нагрузка очень высокая. Некоторые так уставали, что покончили жизнь самоубийством. Все зеки: у кого с психикой что-то, у кого чего. И в результате этих событий, занятия на полигоне отменили.
В «учебке» стреляли много, патронов по 200 на одного человека, кто 300. Стреляли по-разному. Чтобы привыкнуть к автомату. Хотя в бою всё это не так. Там работаешь на инстинктах, как получилось – так получилось. А стрельба из стойки, как на полигоне, это «кино», уже не поможет. Если «арта» начинает сыпать, то крутишься так, лишь бы куда-то успеть спрятаться. В современном бою основу составляет «арта».
Нас записывали в другую «учебку» по воинским специальностям: кто в артиллеристы, кто в снайперы пошёл, а я в инженерное подразделение – в сапёры. Чего только я там не насмотрелся! Мины, запалы со всего мира, чего только нету! Две недели прошли обучение, нам показали даже «урку»: УР — установка разминирования. «Укропы» её очень боятся. Она выстреливает специальными шлангами по полторы тонны пластида и летит всё это на 600 – 700 метров. Взрывается очень сильно, поэтому «укропы» как увидят эти шланги в полёте, то разбегаются, кто куда. Но в боевых условиях я эту установку не видел.
Какое-то время, до отправки на «передок» (передовая), был в подразделении обслуживания. Кругом используют бензиновые генераторы, а они же ломаются, требуется ремонт. Я сказал, что для меня это не проблема и поездил по разным местам расположения «Вагнера», где проводил ремонт такой техники.
В разных местах был: и в Донецке, и в Луганской республике, ну, а затем, в феврале, объявили, что едем на передовую. Ну, едем, так едим – все же там будем. Понимали это, готовились. Спрашиваем: «А куда именно?» Отвечают: «В Бахмут».
Добирались туда ужас как: несколько раз попадали под обстрел и танка, и БМП, но ушли. Когда подъезжали в сам Бахмут, то там такой обстрел, что просто невозможно – сыпят и сыпят снарядами, минами и из АГС (автоматический станковый гранатомёт). Просто ужас был.
Только «птичка» нас увидела, так и минуты не проходит, нас насыпают и насыпают! Забились мы в какой-то колодец, люк защищает от осколков, выйти невозможно. По «радейке» (рации) пацаны нам говорят, чтобы мы закопались где-нибудь, сидите, говорят, пока. Часа через два утихло, нам говорят: «Продвигайтесь потихоньку», — а «птичка» опять засекла, опять снарядами засыпают. А прятаться-то уже не куда! В нас стреляют, а мы бежим. Куда бежим, но бежим. Так перебежками и двигались.
Я тогда в первый раз в жизни почувствовал, что такое обезвоживание организма. Воды нету, организм весь выжатый, даже дышать невозможно. В общем, поставили нас на самый «передок», чтобы «точку» держать, смотреть, чтобы «укры» ни откуда не поползли. Вот там и стояли.
Заняли старые «укроповские» окопы, там и воду нашли. На следующий день у нас из 12-ти уже троих не было. Затем ещё трое «трёхсотых» (раненых). «Укры» в атаку не шли, а просто насыпали: снаряды, мины, АГС – всё, чем только могут достать.
— А как же контрбатарейная стрельба с нашей стороны?
— Ну, м же ЧВК «Вагнер»! Нам кричат: «Ребята, вы там скоординируйте огонь нашей «арты!» А мы им говорим, что нам с земли ничего не видно, отправляйте «птичку».
У нас боеприпасов был дефицит, ночью делали вылазки, ползали, добывали. Ночью-то передвигаться как-то половчее, но тоже можно нарваться на «птичку» с тепловизором и она тебя сразу поймает. Мы с пацаном один раз нарвались на такую «птичку». Мы с ним перевязались верёвкой, чтобы не потеряться в этой кромешной темноте. Ночи там очень тёмные, ничего не видно. Так просто катишься, чтобы хоть куда закатиться, а «птичка» за тобой летит и летит. А обстрелы были и днём, и ночью. Даже не понятно, кто в кого стреляет.
— Стрелковый бой был?
— Были накаты. Пробовали нас накатом брать. С соседнего подразделения ребята к нам пришли, говорят, что «пээмки» привезли. Я знал, что ПМ – это мины. И их прямо с РПГ (ручной противотанковой гранатомёт) разбрасываешь и они устанавливаются. Подсказали нам, что дорогу нужно заминировать, накат на нас будет. Мы так и сделали, а вечером они и пошли. Не знаю, зачем они так шли, но из человек тридцати у них только пять осталось. Мы туда выходили, вытаскивали их: кто разбитый, кто разорванный.
— А зачем вытаскивали?
— Мы их к себе в плен вытаскиваем, они нас стараются вытаскивать, если ранило кого. Вот так и было периодически – накаты, накаты.
— А как сон, питание?
— Всё на ходу. Где-то успел, перехватил, дреманул. Где-то в окопе, яме какой-то спрятался, полусидя дреманул. Если на точку эвакуации кого-то вынесли, то там дреманул. Или по частному сектору идёшь, то там по любому что-то перекусить найдёшь. Или в «укроповские» окопы зашли, там что-то нашли. Вот так на «подножном» корме и жили.
Ну, а потом уже я с командиром закусился, не стал разминировать. Говорю ему, что нас обучали разминировать накладным зарядом, а простым способом мы там не разминируем. И вошли в конфликт. Тогда он дал мне отдельное задание, типа, надо пацанам дорогу пробить. Ну, не вопрос! Я спросил, сколько человек со мной пойдёт, а он говорит, что никто не пойдёт, я один пойду.
В общем, беру РПГ, «термобалисты» как раз пришли (термобалистические гранаты) , беру их три штуки, автомат, гранаты. Своя граната уже в бронежилете лежит если что, и потопал. Прорвался, с горем пополам. Уже к одной «точке» к своим подошёл, ребята подсказали тропу. А тут АГС нас стал «разбирать» (обстреливать). Вот такие толстые деревья, как будто пилой покосил!
Добрался до своей последней «точки», спрятался под деревом, спрашиваю по «радейке», ориентир уточняю, что именно мне поразить нужно. Мне отвечают, что нужно встать там-то и запустить гранаты из РПГ вон туда.
Ну, надо так надо. А вокруг и сыпет, и стреляют, назад уже никак. С горе пополам поднялся, успел одну гранату запустить. Она хорошо там бахнула. И всё, затем меня бахнуло. Первый удар в бронежилет пришёл в область живота. А я на «передке» украинский бронежилет нашёл и добавил себе бронепластины. Так вот, от удара кевларовская пластина разлетелась. Удар был такой силы, что я аж на колени встал, не мог стоять. Потом в гаджет прилетело, смотрю, на левой руке палец какой после этого не такой. Затем как-то загореться умудрился, закувыркался по земле, затушил огонь. Затем хлоп и всё…
Очнулся в руке с гранатой в какой-то ямке под деревом. Ничего не пойму, вроде живой. Руками, ногами пошевелил – живой. На живот посмотрел – там что-то висит.
Ага, думаю, кишки висят. Ну, думаю, нормально! Главное надо «радейку» найти, своих вызвать. Нашёл, целая. Говорю в эфир: «Задание выполнено. Одну гранату успел выпустить, но меня «затрёхсотило», надо на точку эвакуации выносить».
Мне говорят: «Держись, брат, мы прикроем». Затем попозже выходят на связь и говорят, что на эту «точку» подойти не смогут, подпоясывайся и, если сможешь, отползай. А если не сможешь, то знаешь, что делать.
Я говорю: «Спасибо, брат». «Горкой» подпоясался, ещё в бронежилете был, автомат уже отлетел, гранаты с разгрузки тоже улетели. В общем, подвязался и боком, перекатом покатился. Откачусь, замру. Каски уже не было, голову руками закрывал, а рядом накидывают снаряды. Кое-как катился, а потом в бронежилете до такой степени устал, что скинул его, думаю, что будет, то будет. Уже, думаю, хуже не будет.
Докатился до своих, меня за ноги сдёрнули, затащили в окоп, вкололи промедол, но он слабый, от этой боли не помогает. Потащили меня до точки эвакуации, но где-то, по ходу, меня ещё пуля — через всё тело вот так сбоку прошла на вылет. Затем положили в «таблетку» (УАЗ), а на этой машине водила-то выжимает всё, что может. Трясёт ужасно. Как живой остался — не знаю.
Очнулся уже в госпитале в Луганске. Трубка во рту, замотанный весь. Доктор говорит: «Во, молодец, крепкий малый!» И началось моё лечение – об этом лучше не рассказывать. Две ноги не работало, половину кишечника отключили, лицо обожженное, глаз не видит. В ЧВК «Вагнер» свои госпитали, чаще в приспособленных помещениях. Врачи сказали, что мне точно два с половиной месяца лежать, чтобы вторую операцию на животе сделать, а там и контракт закончится, а у меня два месяца оставалось.
Месяц лежал, стал ходить с костылями, потом перевезли в Анапу. Жили в отеле, приспособленном под госпиталь. Ходил на перевязки, учился ходить без костылей. Там же сделали ещё одну операцию, которую перенёс очень тяжело. И через короткое время, полтора суток, уже направили на выписку! Всё на потоке. Тут же принесли все бумаги, всё — контракт закончился.
Перевели в другое место и на полную выписку: денежный расчёт, документы, награды и всё остальное. Помогли купить за мой счёт прямой билет на самолёт из Сочи до Владивостока. А как мне в таком состоянии добраться до Сочи? Ехал на такси из Анапы до Сочи за 15 тысяч рублей. А билет до Владивостока на самолёте стоил 25 тысяч рублей. Вот такие цены.
А я же в жизни не летал на самолётах – только один раз и то военным бортом. А тут куда идти, что делать в аэропорту – ничего не понять. Через рамку проходил, а она на металл звенит. Охрана набежала, и тут, и там проверяют, приборы звенят. Я им говорю, что с фронта еду, это осколки звенят. Пропустили.
18 июня 2023 года прибыл в Приморье и домой. Весь июнь и часть июля лечился дома, перевязки делали. В аптеку один раз зайдёшь – пять тысяч рублей отдашь. В общем, подлечился немного, думаю, надо документы оформлять, инвалидность или что ещё.
Сходил в военкомат, восстановил военный билет. Карточку там мою нашли быстро, она лежала готовой к мобилизации, а я уже с СВО вернулся, правда, был не в государственной структуре. С военкомата направили на медицинскую комиссию, прошёл её за неделю, признали негодным к боевой службе.
Потом начал за инвалидность биться. Вот где проблема оказалась: справка-то у меня есть, что я участник СВО, но всех необходимых медицинских документов нету. Для признания инвалидности нужна история болезни, а у меня её нет. Я обращался с заявлениями и к Президенту РФ, крутили – вертели, но в результате в нашем Партизанске мне отказали в получении инвалидности. Так и сказали, что не видят, что у меня есть инвалидность. Ну, думаю, нормально.
Хорошо помогли адвокаты. В рамках помощи участникам СВО ко мне прямо домой приезжали президент адвокатов Приморского края А. Илькун и местный адвокат О. Крикса, которые помогли мне с оформлением документов. В результате документы в г. Владивостоке все пересмотрели и присвоили третью группу инвалидности по общему заболеванию.
— А судимость сняли?
— Да, всё сняли. У меня же ранее были сложные отношения с сотрудниками ДПС, а тут, когда приехал, купил машину и, ещё не имея прав на вождение автомобиля, поехал в рядом расположенный магазин, и опять меня задержали. Дошло до суда, где я доказал, что у меня нет судимости, полностью чистый. Выписали штраф на пять тысяч, и я пошёл опять учиться на категорию «В». В ноябре прошлого года получил водительское удостоверение и теперь я законный участник дорожного движения. Одиннадцать лет ездил без прав, а теперь всё по закону. Так что Пригожин не обманул – судимость полностью сняли.
Сейчас отправил документы на признание всех прав участника СВО. Путин же приравнял всех к участкам боевых действий: и добровольцев, и армейских, и из частных компаний. Надеюсь, что тогда удастся оформить инвалидность по ранению, а не как сейчас по общему заболеванию.
— Было ли в «Вагнере» чувство боевого братства, например, в сравнении с предыдущей службой в армии?
— Конечно. Там другие отношения. Например, можно в одной колонии с каким-то человеком сидеть, но с ним не общаться, а там становишься с ним братьями. Особенно на «передке» становишься братьями. Там по другому нельзя, нужно друг другу помогать. Кто там тебе поможет: где-то тебя зацепило, другого ранило, кто поможет? Там всё плохое быстро забывается. Конечно, были такие, кто держал обиду, таких земля сразу прибирала. Нас ещё в «учебке» предупредили: «Вы всё старое забудьте, оставьте это в прошлом. Сейчас совсем другое, вам нужно быть сплочёнными, дружными». Кто этого не понимал, того земля сразу прибирала. А тех наших командиров, кого заносило, зеки же, убирали сразу. Там это быстро.
— Если мысленно вернуться к тому утреннему построению на плацу в колонии, когда перед вами выступал Пригожин, то согласились бы вернуться на СВО, ещё раз пройти этот путь?
— Если приспичит, прижмёт, то пойду. Я живу со своей женщиной, и у нас уже внуки есть: две внучки и внук. Вот ради них бы и пошёл. Чтобы они жили и свет им светился. А кто если не мы? Посмотри на детей, они же все из интернета, ничего не могут. Это ещё мы старой закалки, мы ещё как-то, да что-то. Кто если не мы? Что тогда будет?
— Участие в «Вагнере» в СВО как-то изменило мировоззрение?
— На жизнь совсем по другому смотреть стал. Совсем по другому. Смотришь, сопоставляешь как было раньше и сейчас. Отшил всех своих старых знакомых, которые любят выпить. Могу себе позволить, но совсем немного. Та обстановка хорошо приводит в чувство. Если Бог дал ещё жить, значить, что-то не доделал в этой жизни. Мог бы и не вернуться, а раз так, то нужно жить.
— Есть в Партизанске знакомые, которые тоже прошли через «Вагнер»?
— Да. Есть такой. Прошёл весь путь и вернулся даже не раненным, совсем целым. Но он не из колонии шёл, отсюда, из Партизанска. Тоже за детей пошёл, добровольцем. Из его группы двое целыми остались, а остальных нет. Встречаемся, иногда общаемся.
Владимир Хмелев